Неточные совпадения
Чичиков, будучи
человек весьма щекотливый и даже в некоторых случаях привередливый,
потянувши к себе воздух на свежий нос поутру, только помарщивался да встряхивал головою, приговаривая: «Ты, брат, черт тебя знает, потеешь, что ли.
Человек двадцать, по пояс, по плеча и по горло в воде,
тянули к супротивному берегу невод.
Самгин, оглушенный, стоял на дрожащих ногах, очень хотел уйти, но не мог, точно спина пальто примерзла
к стене и не позволяла пошевелиться. Не мог он и закрыть глаз, — все еще падала взметенная взрывом белая пыль, клочья шерсти; раненый полицейский, открыв лицо,
тянул на себя медвежью полость; мелькали
люди, почему-то все маленькие, — они выскакивали из ворот, из дверей домов и становились в полукруг; несколько
человек стояло рядом с Самгиным, и один из них тихо сказал...
Но, разбудив свое самолюбие, он задумался: что
тянет его
к человеку именно этой «системы фраз»?
— А это, видите ли, усик шерсти кошачьей; коты — очень привычны
к дому, и есть в них сила
людей привлекать. И если кто, приятный дому
человек, котовинку на себе унесет, так его обязательно в этот дом
потянет.
Дунаева прижали
к стене двое незнакомых Климу молодых
людей, один — в поддевке; они наперебой говорили ему что-то, а он смеялся, протяжно, поддразнивающим тоном
тянул...
В области мысли
люди эти не прогрессисты и не революционеры, а консерваторы и охранители; они
тянут назад,
к рассудочному просветительству, они слегка подогревают давно охлажденные мысли и враждебны всякому горению мысли.
Он не острит отрицанием, не смешит дерзостью неверия, не манит чувственностью, не достает ни наивных девочек, ни вина, ни брильянтов, а спокойно влечет
к убийству,
тянет к себе,
к преступленью — той непонятной силой, которой зовет
человека в иные минуты стоячая вода, освещенная месяцем, — ничего не обещая в безотрадных, холодных, мерцающих объятиях своих, кроме смерти.
Меня очень
тянуло к западным
людям,
к выходу из замкнутой русской среды.
— Що я вам кажу? —
тянет Коваль точно сквозь сон. — А то я вам кажу, братики, што сват гвалтует понапрасну… Пусто бы этой орде было! Вот што я вам кажу… Бо ка-зна-що! Чи вода була б, чи лес бул, чи добри
люди: ничегесенько!.. А ну ее, орду,
к нечистому… Пранцеватый народ в орде.
— Конешно, родителей укорять не приходится, —
тянет солдат, не обращаясь собственно ни
к кому. — Бог за это накажет… А только на моих памятях это было, Татьяна Ивановна, как вы весь наш дом горбом воротили. За то вас и в дом
к нам взяли из бедной семьи, как лошадь двужильная бывает. Да-с… Что же, бог труды любит, даже это и по нашей солдатской части, а потрудится
человек — его и поберечь надо. Скотину, и ту жалеют… Так я говорю, Макар?
Нюрочке делалось совестно за свое любопытство, и она скрывалась, хотя ее так и
тянуло в кухню,
к живым
людям. Петр Елисеич половину дня проводил на фабрике, и Нюрочка ужасно скучала в это время, потому что оставалась в доме одна, с глазу на глаз все с тою же Катрей. Сидор Карпыч окончательно переселился в сарайную, а его комнату временно занимала Катря. Веселая хохлушка тоже заметно изменилась, и Нюрочка несколько раз заставала ее в слезах.
Его всегда
тянуло к приключениям,
к физическому труду на свежем воздухе,
к жизни, совершенно лишенной хотя бы малейшего намека на комфорт,
к беспечному бродяжничеству, в котором
человек, отбросив от себя всевозможные внешние условия, сам не знает, что с ним будет завтра.
Но проходила ночь, медленно и противно влачился день, наступал вечер, и его опять неудержимо
тянуло в этот чистый, светлый дом, в уютные комнаты,
к этим спокойным и веселым
людям и, главное,
к сладостному обаянию женской красоты, ласки и кокетства.
— Да с чего мне думать-то, что тебя за ухо
тянули? Да и как я это вздумаю, туголобый ты
человек? — ввязался снова Устьянцев, с негодованием обращаясь
к Шапкину, хотя, впрочем, тот вовсе не
к нему относился, а ко всем вообще, но Шапкин даже и не посмотрел на него.
— Тише, братцы, — сказал Ларионыч и, тоже бросив работу, подошел
к столу Ситанова, за которым я читал. Поэма волновала меня мучительно и сладко, у меня срывался голос, я плохо видел строки стихов, слезы навертывались на глаза. Но еще более волновало глухое, осторожное движение в мастерской, вся она тяжело ворочалась, и точно магнит
тянул людей ко мне. Когда я кончил первую часть, почти все стояли вокруг стола, тесно прислонившись друг
к другу, обнявшись, хмурясь и улыбаясь.
— Я думал про это! Прежде всего надо устроить порядок в душе… Надо понять, чего от тебя бог хочет? Теперь я вижу одно: спутались все
люди, как нитки,
тянет их в разные стороны, а кому куда надо вытянуться, кто
к чему должен крепче себя привязать — неизвестно! Родился
человек — неведомо зачем; живёт — не знаю для чего, смерть придёт — всё порвёт… Стало быть, прежде всего надо узнать,
к чему я определён… во-от!..
— Однако — все живут, шумят, а я только глазами хлопаю… Мать, что ли, меня бесчувственностью наградила? Крестный говорит — она как лед была… И все ее
тянуло куда-то… Пошел бы
к людям и сказал: «Братцы, помогите! Жить не могу!» Оглянешься — некому сказать… Все — сволочи!
И его
потянуло к этому
человеку чувство почтительного любопытства. Однажды он — по обыкновению неожиданно для себя — осмелился заговорить с Дудкой.
Созидание Москвы и патриархальная неурядица московского уклада отзывались на худом народе крайне тяжело; под гнетом этой неурядицы создался неистощимый запас голутвенных, обнищалых и до конца оскуделых худых людишек, которые с замечательной энергией
тянули к излюбленным русским
человеком украйнам, а в том числе и на восток, на Камень, как называли тогда Урал, где сибирская украйна представлялась еще со времен новгородских ушкуйников [Ушкуйники (от «ушкуй» — плоскодонная ладья с парусами и веслами) — дружины новгородцев в XI–XV вв., отправлявшиеся по речным и североморским путям с торговыми и военными целями.
Агния (отирая слезы). Не вы ошиблись, я ошиблась. Уйдите, пожалуйста! Уйдите, говорят вам. Стыдно мне, взрослой девушке не уметь
людей разбирать. Меня никто не
тянул к вам.
К казакам прежде всего пристала «орда», а потом
потянули на их же сторону заводские
люди, страдавшие от непосильных работ и еще более от жестоких наказаний, бывшие монастырские крестьяне, еще не остывшие от своей дубинщины, слобожане и всякие гулящие
люди, каких так много бродило по боевой линии, разграничивавшей русские владения от «орды».
Я видел, что почти в каждом
человеке угловато и несложенно совмещаются противоречия не только слова и деяния, но и чувствований, их капризная игра особенно тяжко угнетала меня. Эту игру я наблюдал и в самом себе, что было еще хуже. Меня
тянуло во все стороны —
к женщинам и книгам,
к работам и веселому студенчеству, но я никуда не поспевал и жил «ни в тех ни в сех», вертясь, точно кубарь, а чья-то невидимая, но сильная рука жарко подхлестывала меня невидимой плеткой.
Все, что я непосредственно пережил,
тянуло меня
к этим
людям, вызывая желание погрузиться в их едкую среду.
Вопросы страшные безотходны: куда ни отвернется несчастный, они перед ним, писанные огненными буквами Даниила, и
тянут куда-то вглубь, и сил нет противостоять чарующей силе пропасти, которая влечет
к себе
человека загадочной опасностью своей.
А проснулся — шум, свист, гам, как на соборе всех чертей. Смотрю в дверь — полон двор мальчишек, а Михайла в белой рубахе среди них, как парусная лодка между малых челноков. Стоит и хохочет. Голову закинул, рот раскрыт, глаза прищурены, и совсем не похож на вчерашнего, постного
человека. Ребята в синем, красном, в розовом — горят на солнце, прыгают, орут.
Потянуло меня
к ним, вылез из сарая, один увидал меня и кричит...
Но уж опоздал он — мне в ту пору было лет двенадцать, и обиды я чувствовал крепко.
Потянуло меня в сторону от
людей, снова стал я ближе
к дьячку, целую зиму мы с ним по лесу лазили, птиц ловили, а учиться я хуже пошёл.
Каждый из них среди
людей — светел и приятен, как поляна в густом лесу для заплутавшегося; каждый
тянет к себе рабочих, которые посмышлёнее, и все Михайловы ребята в одном плане держатся, образуя на заводе некий духовный круг и костёр светло горящих мыслей.
Михаил (с иронией). Это демократизм. Она, видишь ли, дочь сельской учительницы и говорит, что ее всегда
тянет к простым
людям… Черт меня дернул связаться с этими помещиками…
«Тоже дневальный, должно быть», — думает Меркулов, и его страстно
тянет подойти
к этому бодрствующему, живому
человеку, посмотреть на его лицо или хоть послушать его голос.
Меня
тянет к этим
людям какая-то смутная надежда, что среди них, нарушивших ваши законы, убийц, грабителей, я найду неведомые мне источники жизни и снова стану себе другом.
Николай Иванович. Да, если ты умрешь за други свои, то это будет прекрасно и для тебя и для других, но в том-то и дело, что
человек не один дух, а дух во плоти. И плоть
тянет жить для себя, а дух просвещения
тянет жить для бога, для других, и жизнь идет у всех не животная, по равнодействующей и чем ближе
к жизни для бога, тем лучше. И потому, чем больше мы будем стараться жить для бога, тем лучше, а жизнь животная уже сама за себя постарается.
— Да, ребятушки, нам, старикам, больно заметно, что всё ныне сдвинулось с местов, всё стягивается в одну-две линии: семо — овцы, овамо — козлищи, или как там? Понуждает жизнь
человека искать определения своего! Вы это поняли, и вот —
тянет за сердце меня, старого,
к вам! Вспоминаю я свою молодость — ничего нету, кроме девок, да баб, да побоев и увечий за них!
Они, Астаховы, впятером жизнь
тянут: Кузьма со старухой, Марья и сын с женой. Сын Мокей глух и от этого поглупел,
человек невидимый и бессловесный. Марья, дочь, вдова, женщина дебелая, в соку, тайно добрая и очень слаба
к молодым парням — все астаховские работники с нею живут, это уж в обычае. Надо всеми, как петух на коньке крыши, сам ядовитый старичок Кузьма Ильич — его боится и семья и деревня.
— Вот ее можно теперь посмотреть, — сказал генерал. — Пожалуйста, любезнейший, — примолвил он, обращаясь
к своему адъютанту, довольно ловкому молодому
человеку приятной наружности, — прикажи, чтобы привели сюда гнедую кобылу! Вот вы увидите сами. — Тут генерал
потянул из трубки и выпустил дым. — Она еще не слишком в холе: проклятый городишко, нет порядочной конюшни. Лошадь, пуф, пуф, очень порядочная!
В самом деле, волки никак не смели близко подойти
к огню, хоть их, голодных, и сильно
тянуло к лошадям, а пожалуй, и
к людям.
— Да что вы волнуетесь, Андрей Николаевич! — успокаивал его старший штурман, относившийся
к высшему начальству с философским равнодушием
человека, не рассчитывающего на карьеру и видавшего на своем долгом веку всяких начальников, которые, тем не менее, не съели его. Он
тянет служебную лямку добросовестно и не особенно гоняется за одобрениями: все равно из них шубы не сошьешь; все равно для штурмана нет впереди карьеры.
— Обидно ведь, батька… До кого не доведись, всяк оскорбится, — продолжала брюзжать Татьяна Андревна. — Словно родного привечали, а он, видишь ли, как заплатил. На речи только, видно, мягок да тих, а на сердце злобен да лих… Лукавый
человек!.. Никто ж ведь его силком
к себе не
тянул, никто ничем не заманивал; ну, не любо, не знайся, не хочешь, не водись, а этак, как он поступил, на что это похоже?
Раз же нет этой толкающей силы, раз
человеку предоставлено свободно проявлять самого себя, — то какая уж тут любовь
к человечеству! Нет злодейства и нет пакости,
к которой бы не
потянуло человека. Мало того, только
к злодейству или
к пакости он и потянется.
В
человеке живет инстинктивная, непреодолимая ненависть и отвращение
к гармонии, его
тянет к разрушению,
к хаосу.
В мрачный и дождливый осенний вечер он возвращается домой. В темноте
к нему подбегает испуганная девочка, в ужасе что-то кричит, просит о помощи,
тянет его куда-то. Но ему теперь — «все равно». А для героев Достоевского «все равно» или «все позволено» значит лишь одно: «ломай себя, а обязательно будь зол». В душе смешному
человеку жалко девочку, но он, конечно, грозно топает ногами и прогоняет ее.
Она сама Христовой невестой смотрит, и не
к замужеству ее
тянет. Однако почему бы ей и не стоять пред аналоем с таким молодцом и душевным
человеком, как Василий Иваныч? Если бы он, Чурилин, мог этому способствовать, — сейчас бы он их окрутил, да не вокруг «ракитова куста», как было дело у барина с Серафимой Ефимовной, а как следует в закон вступить.
Несчастие другого
человека не давало ей покоя, не давало жить. Вернее, даже не так, а вот как: свою жажду помощи ее
тянуло утолить с тою же неодолимою настойчивостью, с какою пьяницу
тянет к вину. Знает, что денег не пожертвуют...
Николай Ильич Беляев, петербургский домовладелец, бывающий часто на скачках,
человек молодой, лет тридцати двух, упитанный, розовый, как-то под вечер зашел
к госпоже Ирниной, Ольге Ивановне, с которою он жил, или, по его выражению,
тянул скучный и длинный роман. И в самом деле, первые страницы этого романа, интересные и вдохновенные, давно уже были прочтены; теперь страницы тянулись и всё тянулись, не представляя ничего ни нового, ни интересного.
— Ну и это хорошо, что не можете обещать, не соразмерив своих сил, — подхватила Саня. — Так вот что: когда вас
потянет в дурную компанию, Федя, приезжайте
к нам. Вы знаете мою старушку-маму. Она пережила много горя и умеет влиять на
людей. Она вас успокоит, развлечет и приголубит. А мои братья постараются вас занять, и вы почувствуете себя, как в родной семье, как дома. Придете, Федя, да?
— Ох, Коленька, Коленька, — качала головой Фанни Михайловна, — всякому
человеку своя судьба определена,
к чему себя приготовить, поверь мне, что ей только теперь кажется, что она без сожаления бросит сцену и поедет с тобой в деревню заниматься хозяйством… Этого хватит на первые медовые месяцы, а потом ее снова
потянет на народ… Публичность, успех, аплодисменты, овации — это жизнь, которая затягивает, и жизнь обыкновенной женщины не может уже удовлетворить.
Проигравшийся
человек похож на утопающего — он хватается за все, надеясь спастись, то есть отыграться. Ему не кажется, что новая игра уносит его еще дальше в пучину, напротив, он видит только в ней одной свое спасения, его
тянет к ней и у него нет возможности удержаться от притягательной силы, влекущей его
к игорному столу.
О! никогда не гляделось оно в вашу душу, никогда не
тянуло оно ее
к себе; ни одна йота из языка
человека с богом не тревожила вас дивным восторгом!
По словам
К.
К. край этот представляет такое широкое поприще для деятельности энергичных русских
людей, что кто раз туда поехал, не пожелает оттуда вернуться — его
потянет туда снова, если он приедет назад в Россию.
У Инны Ивановны, кроме младшего, Павлуши, есть еще сын, семейный, у которого она, собственно, и живет, так как своих средств не имеет; но оттого ли, что Николай порядочно суховатый
человек, или по самой природе вещей ее больше
тянет к дочери, всякое свое горе и беспокойство она несет
к нам.